злобный суслик в полосочку:// быть собой и при этом быть любимым - редкостная роскошь на этой планете...
А это... эту неописуемо прекрасную, душераздирающую и пронзительную вещь Тайный Санта принёс, в свою очередь, мне *и, видит фандомный боженька, я доволен, как 33 слона, хотя и несколько заплакан - Санта снайперски попал в цельный выводок моих личных, реаловых песцов* 
Я самый удачливый и благодарный енот в мире)))
Да, снайпером в красном колпаке оказалась нежно мною любимая Amady
Я не могу найти достаточно ёмких слов, чтобы описать, ЧТО именно ты мне подарила и НАСКОЛЬКО оно правильное... но, думаю, ты знаешь) Спасибо
Название: Я скучаю.
Пейринг: Дж2
Жанр: романс, ангст, не-АУ
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: ангста вышло все-таки чуть больше, чем хотел заказчик, автор очень извиняется, что не умеет иначе.
Саммари: Джаред пишет письмо, которое никогда не отправит.
Примечание:
бесит порой: другие - они сильнее, самость в них вдолблена чуть ли не с букваря. гордо ступают, все разрулить умеют. как они водят, ходят и говорят, как они смотрят, хмурые одиночки: не подходи, я сам. и гляди-ка: сам. в них не допишешь сверх ни единой строчки. их не захочешь гладить по волосам.
я не такой, я брак среди этих - целых, внешне вполне приличный: артикул, лот. номер по списку. вес. габариты, ценник. но некомплект. кто купит - потом вернет. просто так вышло, ты - мой ременный привод, ключ зажигания, пусковой крючок.
гладить? конечно. вот (подставляю гриву, руки лижу, доверчиво, горячо).
(с.)
МКБ-10.
читать дальше***
..как же я скучаю, Господибоже, Дженсен! Как я скучаю!
Никогда не думал, что способен дойти до такой невыносимой пошлости, до такого полного саморазрушения, чтобы - вот так: сидеть в три часа пополуночи, тараща воспаленные от недосыпа и - что уж там! - слёз глаза в ноутбук, и писать тебе письмо, которое ты никогда не прочтешь, потому что иначе - совсем крышка, задохнусь, лопну к чертовой матери от мыслей и чувств, требующих найти для них словесное воплощение.
Это, должно быть, совсем жалкое зрелище - я это понимаю, осознаю, и это совершенно меня не трогает: кого мне стыдиться, скажи?.. Ты единственный, чье мнение обо мне имеет смысл, а ты никогда не узнаешь о моей слабости, дошедшей до такой крайности. Мнение остальных семи миллиардов людей на планете, включая мое собственное, меня беспокоит мало.
Я пишу это письмо потому, что не могу не писать, Дженсен, мне физически н у ж н о - нужно сказать это вслух, впечатать побуквенно в лист поплывшей реальности: Я СКУЧАЮ! я тоскую по тебе, как брошенный пёс; я и есть пёс, Дженсен: с тобой - издыхающий от невыносимого счастья каждую гребаную минуту, бросающийся тебе навстречу всем телом, всем своим существом, готовый служить, лизать тебе руки, задыхающийся от восторга вдыхать твой запах; без тебя - издыхающий от слишком горького, слишком страшного, слишком громадного одиночества, чтобы мое собачье сердце могло его вместить.
Только в одном я везучее собаки - я могу вылить то, что не умещается во мне, то, что я чувствую, в слова, и эти слова, снова и снова: я скучаю по тебе, Дженсен. Я скучаю.
Меня охватывает липкий, тошнотворный ужас, когда я представляю на секунду, что ты увидишь, прочтешь однажды каким-то образом это (и сотни других таких же) мое жалкое письмо к тебе - я словно наяву вижу, как затвердеет твое лицо, превращаясь в непробиваемую маску, а в бойницах глаз самым беспощадным оружием мелькнет и тут же исчезнет смесь жалости и недоумения. Ты слишком сильный, слишком цельный, чтобы понять - такая откровенная, обнаженная боль неприятна тебе, она кажется тебе больной, надуманной, неприличной, в конце концов.. Ты никогда бы себе не позволил такого слюнтяйства, такой крайней, отчаянной слабости. И мне в плену моего воображения, где ты вдруг читаешь эти строчки, хочется, чтобы ты знал и не сомневался ни минуты - я пытался, Дженсен. Я пытаюсь держаться. Каждый день, каждый гребаный божий день без тебя я только и делаю, что пытаюсь держаться; я так этим занят, что меня едва хватает на что-то еще - ходить, разговаривать с людьми, решать какие-то бытовые вопросы, отвечать улыбкой на улыбку Жен. Я как пловец среди бескрайнего океана - если остановиться и перестать грести хоть на минуту, пойдешь ко дну.
О, я гребу так, что ты мог бы мной, пожалуй, даже гордиться: никто ничего не замечает, Дженсен. Это самое поразительное!.. Никто из окружающих меня людей, которые именуются моей семьей, моими друзьями, моими, черт их дери, менеджерами, агентами и личным психотерапевтом – ни черта не видят! Им вполне достаточно того, что я им скармливаю - дежурных улыбок и слов, - так что покуда я не начал орать, как псих, кататься по полу и громить все кругом, - для них я в полном порядке.
Сам же я целый день тяну, как на глохнущем то и дело последнем движке, на мысли о том, что ночь уже скоро, и я снова останусь один на один со своей оглушающей тоской по тебе, спрячусь ото всех и вскрою себя, выпуская ее наружу потоком этих бессвязных признаний.
Еще - ты будешь смеяться! - как ни забавно, помогает держаться это дурацкое "Всегда продолжай бороться", сказанное и словно бы о б е щ а н н о е фанатам: они верят, и я не могу их так обмануть, не могу перестать грести. Ты всегда говорил, что я слишком ответственный.
Стоп, не надо вот этого, это опасный путь - эти вот "ты всегда то", "ты всегда это", я сорвусь, если пойду по нему, в такую пропасть отчаяния, что к утру не соберу себя из обломков. Я так скучаю, Дженсен, я так скучаю по тебе!..
Всё, всё в этом доме связано с тобой, дышит тобой; все слишком н а ш е, чтобы я мог сделать это только своим и суметь не сойти с ума при этом. Я вчера наорал на домработницу - постыдно, гадко наорал, до трясущихся от злости губ и срывающегося в визг голоса; ринулся на нее, как взбесившийся цепной пес на грабителя. Потому, что никто не смеет убирать твою чашку в гребаный буфет, будто сдавая нас в утиль!.. Потому что весь мой мир без тебя держится вот на этих приметах былой надежности: тут в с е г д а стоит твоя кружка (рядом с моей), тут остался свернутый аккуратным рулоном домашний свитер, пахнущий тобой так неистребимо, что, кажется, и через много лет запах не выветрится; и я по-прежнему жарю омлет на двоих по утрам - рискуя подохнуть если не от тоски, то, куда менее романтично, от переедания и передоза холестерина.
В общем, да - как бы я ни старался, я не могу, Дженсен, это надо признать: я совершенно не могу, не умею без тебя жить!.. Я хотел бы быть другим - сильным, цельным, самодостаточным настолько, чтобы для счастья хватало себя самого, а другой человек мог бы его только усиливать своим присутствием в моей жизни... Но я не такой. Я слабак и ничтожество, не умеющее без тебя не только быть счастливым, но и просто - быть.
Я тоскую по тебе, Дженсен, я хочу к тебе каждую минуту каждого долбанного дня, я хочу к тебе - и это единственное живое чувство подо всей намерзшей толщей этих беспросветных будней без тебя. Мне кажется, я могу однажды действительно просто умереть от этой всепоглощающей тоски по тебе, знакомой только собакам, умалишенным, детям и старикам. Это не суицидальные мысли, Дженс, клянусь тебе, тут ничего общего с желанием покончить с собой – тут просто тотальное отсутствие смыла, способное однажды остановить сердце: мне незачем жить, когда тебя нет рядом.
Я больше не могу, Дженс, слышишь?!.. Не могу. Как ты мог оставить меня одного в этой ледяной пустыне?! Как ты мог бросить меня подыхать от этой боли, Дженсен?.. Как мне справиться, как «всегда продолжать бороться», когда весь мой мир сбоит, лишившись единственной опоры?..
Никаких сил во мне осталось, Дженсен, никакой гордости или стыда, никакой жалости к Жен или детям; ничего во мне нет, кроме упрямого «я скучаю». Я весь – только тоска по тебе: тянущееся сквозь время и пространство, разделяющее нас, существо, дрожащее от любви и боли.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
**************************************************
**************************************************
Дженсен вернется через 32 часа с момента написания этого письма, и никогда не узнает, чего стоят Джареду их вынужденные недельные расставания на хиатусах, когда каждому из них приходится отрабатывать кабальные биэрдинговые контракты с каналом. Джаред никогда не покажет ему своих писем, написанных в моменты слабости и отчаяния, потому что всё это перестает иметь смысл сразу, как только дом снова становится «их», и всё снова становится надежно и хорошо в мире Джареда Падалеки. Кампания «Всегда продолжай бороться», запущенная им после нервного срыва, который (единственный раз) не удалось скрыть от Дженсена, неожиданно окажется спасением не только для тысяч людей во всем мире, родившихся со слишком тонкой кожей, но и для него самого – выглядящего таким большим и сильным человеком, что никому и в голову не могло бы прийти спасать его от чего бы то ни было.
URL записи
Я самый удачливый и благодарный енот в мире)))Да, снайпером в красном колпаке оказалась нежно мною любимая Amady
Я не могу найти достаточно ёмких слов, чтобы описать, ЧТО именно ты мне подарила и НАСКОЛЬКО оно правильное... но, думаю, ты знаешь) Спасибо 07.01.2016 в 12:57
Пишет j2-santa:Для MAXIMILIANNA
От Secret J2 Santa
Пейринг: Дж2
Жанр: романс, ангст, не-АУ
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: ангста вышло все-таки чуть больше, чем хотел заказчик, автор очень извиняется, что не умеет иначе.
Саммари: Джаред пишет письмо, которое никогда не отправит.
Примечание:
бесит порой: другие - они сильнее, самость в них вдолблена чуть ли не с букваря. гордо ступают, все разрулить умеют. как они водят, ходят и говорят, как они смотрят, хмурые одиночки: не подходи, я сам. и гляди-ка: сам. в них не допишешь сверх ни единой строчки. их не захочешь гладить по волосам.
я не такой, я брак среди этих - целых, внешне вполне приличный: артикул, лот. номер по списку. вес. габариты, ценник. но некомплект. кто купит - потом вернет. просто так вышло, ты - мой ременный привод, ключ зажигания, пусковой крючок.
гладить? конечно. вот (подставляю гриву, руки лижу, доверчиво, горячо).
(с.)
МКБ-10.
читать дальше***
..как же я скучаю, Господибоже, Дженсен! Как я скучаю!
Никогда не думал, что способен дойти до такой невыносимой пошлости, до такого полного саморазрушения, чтобы - вот так: сидеть в три часа пополуночи, тараща воспаленные от недосыпа и - что уж там! - слёз глаза в ноутбук, и писать тебе письмо, которое ты никогда не прочтешь, потому что иначе - совсем крышка, задохнусь, лопну к чертовой матери от мыслей и чувств, требующих найти для них словесное воплощение.
Это, должно быть, совсем жалкое зрелище - я это понимаю, осознаю, и это совершенно меня не трогает: кого мне стыдиться, скажи?.. Ты единственный, чье мнение обо мне имеет смысл, а ты никогда не узнаешь о моей слабости, дошедшей до такой крайности. Мнение остальных семи миллиардов людей на планете, включая мое собственное, меня беспокоит мало.
Я пишу это письмо потому, что не могу не писать, Дженсен, мне физически н у ж н о - нужно сказать это вслух, впечатать побуквенно в лист поплывшей реальности: Я СКУЧАЮ! я тоскую по тебе, как брошенный пёс; я и есть пёс, Дженсен: с тобой - издыхающий от невыносимого счастья каждую гребаную минуту, бросающийся тебе навстречу всем телом, всем своим существом, готовый служить, лизать тебе руки, задыхающийся от восторга вдыхать твой запах; без тебя - издыхающий от слишком горького, слишком страшного, слишком громадного одиночества, чтобы мое собачье сердце могло его вместить.
Только в одном я везучее собаки - я могу вылить то, что не умещается во мне, то, что я чувствую, в слова, и эти слова, снова и снова: я скучаю по тебе, Дженсен. Я скучаю.
Меня охватывает липкий, тошнотворный ужас, когда я представляю на секунду, что ты увидишь, прочтешь однажды каким-то образом это (и сотни других таких же) мое жалкое письмо к тебе - я словно наяву вижу, как затвердеет твое лицо, превращаясь в непробиваемую маску, а в бойницах глаз самым беспощадным оружием мелькнет и тут же исчезнет смесь жалости и недоумения. Ты слишком сильный, слишком цельный, чтобы понять - такая откровенная, обнаженная боль неприятна тебе, она кажется тебе больной, надуманной, неприличной, в конце концов.. Ты никогда бы себе не позволил такого слюнтяйства, такой крайней, отчаянной слабости. И мне в плену моего воображения, где ты вдруг читаешь эти строчки, хочется, чтобы ты знал и не сомневался ни минуты - я пытался, Дженсен. Я пытаюсь держаться. Каждый день, каждый гребаный божий день без тебя я только и делаю, что пытаюсь держаться; я так этим занят, что меня едва хватает на что-то еще - ходить, разговаривать с людьми, решать какие-то бытовые вопросы, отвечать улыбкой на улыбку Жен. Я как пловец среди бескрайнего океана - если остановиться и перестать грести хоть на минуту, пойдешь ко дну.
О, я гребу так, что ты мог бы мной, пожалуй, даже гордиться: никто ничего не замечает, Дженсен. Это самое поразительное!.. Никто из окружающих меня людей, которые именуются моей семьей, моими друзьями, моими, черт их дери, менеджерами, агентами и личным психотерапевтом – ни черта не видят! Им вполне достаточно того, что я им скармливаю - дежурных улыбок и слов, - так что покуда я не начал орать, как псих, кататься по полу и громить все кругом, - для них я в полном порядке.
Сам же я целый день тяну, как на глохнущем то и дело последнем движке, на мысли о том, что ночь уже скоро, и я снова останусь один на один со своей оглушающей тоской по тебе, спрячусь ото всех и вскрою себя, выпуская ее наружу потоком этих бессвязных признаний.
Еще - ты будешь смеяться! - как ни забавно, помогает держаться это дурацкое "Всегда продолжай бороться", сказанное и словно бы о б е щ а н н о е фанатам: они верят, и я не могу их так обмануть, не могу перестать грести. Ты всегда говорил, что я слишком ответственный.
Стоп, не надо вот этого, это опасный путь - эти вот "ты всегда то", "ты всегда это", я сорвусь, если пойду по нему, в такую пропасть отчаяния, что к утру не соберу себя из обломков. Я так скучаю, Дженсен, я так скучаю по тебе!..
Всё, всё в этом доме связано с тобой, дышит тобой; все слишком н а ш е, чтобы я мог сделать это только своим и суметь не сойти с ума при этом. Я вчера наорал на домработницу - постыдно, гадко наорал, до трясущихся от злости губ и срывающегося в визг голоса; ринулся на нее, как взбесившийся цепной пес на грабителя. Потому, что никто не смеет убирать твою чашку в гребаный буфет, будто сдавая нас в утиль!.. Потому что весь мой мир без тебя держится вот на этих приметах былой надежности: тут в с е г д а стоит твоя кружка (рядом с моей), тут остался свернутый аккуратным рулоном домашний свитер, пахнущий тобой так неистребимо, что, кажется, и через много лет запах не выветрится; и я по-прежнему жарю омлет на двоих по утрам - рискуя подохнуть если не от тоски, то, куда менее романтично, от переедания и передоза холестерина.
В общем, да - как бы я ни старался, я не могу, Дженсен, это надо признать: я совершенно не могу, не умею без тебя жить!.. Я хотел бы быть другим - сильным, цельным, самодостаточным настолько, чтобы для счастья хватало себя самого, а другой человек мог бы его только усиливать своим присутствием в моей жизни... Но я не такой. Я слабак и ничтожество, не умеющее без тебя не только быть счастливым, но и просто - быть.
Я тоскую по тебе, Дженсен, я хочу к тебе каждую минуту каждого долбанного дня, я хочу к тебе - и это единственное живое чувство подо всей намерзшей толщей этих беспросветных будней без тебя. Мне кажется, я могу однажды действительно просто умереть от этой всепоглощающей тоски по тебе, знакомой только собакам, умалишенным, детям и старикам. Это не суицидальные мысли, Дженс, клянусь тебе, тут ничего общего с желанием покончить с собой – тут просто тотальное отсутствие смыла, способное однажды остановить сердце: мне незачем жить, когда тебя нет рядом.
Я больше не могу, Дженс, слышишь?!.. Не могу. Как ты мог оставить меня одного в этой ледяной пустыне?! Как ты мог бросить меня подыхать от этой боли, Дженсен?.. Как мне справиться, как «всегда продолжать бороться», когда весь мой мир сбоит, лишившись единственной опоры?..
Никаких сил во мне осталось, Дженсен, никакой гордости или стыда, никакой жалости к Жен или детям; ничего во мне нет, кроме упрямого «я скучаю». Я весь – только тоска по тебе: тянущееся сквозь время и пространство, разделяющее нас, существо, дрожащее от любви и боли.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
**************************************************
**************************************************
Дженсен вернется через 32 часа с момента написания этого письма, и никогда не узнает, чего стоят Джареду их вынужденные недельные расставания на хиатусах, когда каждому из них приходится отрабатывать кабальные биэрдинговые контракты с каналом. Джаред никогда не покажет ему своих писем, написанных в моменты слабости и отчаяния, потому что всё это перестает иметь смысл сразу, как только дом снова становится «их», и всё снова становится надежно и хорошо в мире Джареда Падалеки. Кампания «Всегда продолжай бороться», запущенная им после нервного срыва, который (единственный раз) не удалось скрыть от Дженсена, неожиданно окажется спасением не только для тысяч людей во всем мире, родившихся со слишком тонкой кожей, но и для него самого – выглядящего таким большим и сильным человеком, что никому и в голову не могло бы прийти спасать его от чего бы то ни было.
@темы: зеркало души, автор, я готова отдаться вам в рабство... даже в сексуальное =), точка Джей2, тараканы рекомендуют =), "... и есть глаза, которые не врут" (с), погладь енота по мягкой шерстке