Пру к себе, конечно же)))
31.12.2014 в 16:54
Пишет j2-santaДля MAXIMILIANNA
От
Название: В Рождественскую ночь можно все
Размер: ~1400 слов
Рейтинг: NC-17
Жанр: POV Сэм, микрокапелька ангста, романс, достэнфордский винцест
Персонажи: Дин/Сэм
Саммари: Сэм уже решил весной поступать в колледж. Но накануне Рождества радостный Дин, который, несмотря ни на что, любит этот праздник, заставляет его ненадолго забыть о намерении стать «нормальным». Ведь в Рождественскую ночь можно все, не так ли?
Примечание: читать дальшеДорогой заказчик, Вы просили достэнфордский винцест и обстоятельный первый раз. Мне Ваша заявка пришлась очень к сердцу, но вот первый раз вышел не настолько расписанным, возможно. Надеюсь, читая текст, Вы поймете и простите) Мои мальчики не могли по-иному С Новым Годом и Рождеством!
читать дальшеПриближается Рождество, и у Сэма тянет внутри. Скручивает все в тугой болезненный узел, потому что он больше не может. Он знает, что весной пойдет сдавать экзамен в колледж. Он знает, что это разрушит все и навсегда. Знает. Он давно решил для себя, давно нашел тысячу и одну причину «почему» и «зачем». Но дурацкий Вермонт с дурацким снегом, кленовым сиропом и улыбающимся Дином все рушат.
Дин любит Рождество. Несмотря на то, что почти каждый год они празднуют его не с отцом, и ему приходится выдумывать глупые отговорки. Сэм хмыкает, вспоминая ту самую украденную Барби, корявые упаковки и честные-честные глаза брата, пытающегося доказать, что «папа приезжал». Тогда он еще верил, потом злился, но не мог накричать на Дина, потому что тот так старался, так светился, что хотелось просто забыть на минутку обо всем и праздновать непонятно зачем и непонятно кем выдуманный праздник. В Иисуса Сэм больше не верит.
Вот и сейчас Дин суетится, выбирая продукты, а Сэм плетется за ним с корзиной, наблюдая и думая. Когда он понял, что брат такой красивый? Давно. Когда захотел поцеловать его? Давно. Почему? Вестимо – потому что он больной на голову фрик.
Но завтра ведь Рождество. Отец уехал, и дышится свободно. Только они вдвоем, еда и никакой охоты. Можно позволить себе маленькую слабость – любоваться Дином. Тот смешно перебирает своими кривоватыми ногами, ища необходимые продукты, известные только ему. Лицо такое сосредоточенное, будто сейчас решается как минимум вопрос жизни и смерти, даже веснушки ярче проступили - это бред, но Сэму так кажется. И ему хочется коснуться губами этой складочки между бровей, чтобы брат перестал хмуриться, чтобы не было потом морщины, нельзя портить такой красивый лоб.
Это ведь глупо, правда, глупо в шестнадцать влюбиться в брата?
Дин замечает и закатывает глаза:
- Хватит пялиться, лучше помоги найти корицу. Сегодня я буду спаивать тебя яичным грогом.
- С чего это вдруг? – губы сами растягиваются в дурацкую улыбку, но сдержаться невозможно.
- С того, что это Рождество, Сэмми! – Сэм получает щелчок по носу и взлохмаченую шевелюру, и Дин движется дальше, засранец, за что получает корзиной в пятую точку, чуть не садится в нее, хохоча и матерясь, а Сэм успевает ретироваться в соседний ряд. Это же Рождество!
Дин готовит, а Сэм пытается помогать. Сколько он себя помнит, Дин всегда готовил для него. Ну, за вычетом тех моментов, когда времени оставалось только на ближайшую кафешку. И вот сейчас брат раскраснелся от плиты, волосы торчком, а глаза блестят.
Вчера он заставил Сэма тащить здоровенную елку на гору в этот их арендованный охотничий домик, больше похожий на сарай. Украшать было почти нечем, потому Сэм распотрошил свою тетрадь, наделал снежинок и просто надел их на ветки. Смотрится даже красиво. Рождественский подарок пришлось прятать всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Когда у тебя нет ничего личного, кроме трусов, то это становится проблемой. Но Сэму удалось, чем он сейчас очень гордится. В его сумке, на самом дне, обернутый бумагой и рубашкой, лежит охотничий нож. Не простой, выкованный из железа - специально против призраков. Представляя, как брат обрадуется, Сэм не пожалел двухсот долларов, которые заработал летом.
- Шевелись, Саманта, у меня уже почти все готово, остался грог. Давай уже лимон! – голос брата вырывает из раздумий, возвращая на пропахшую рождественскими ароматами землю. – Что-то ты сегодня совсем потерянный.
- На, на только не ори, – сегодня Сэму хочется сделать все правильно. Чтобы Дин был вот таким, как сейчас, подольше.
- Вот та-ак, – Дин с благоговейным видом помешивает белесо-желтую жижу в кастрюле. – Стаканы.
Сэм подаёт стаканы и вынимает из духовки индейку. Отец расщедрился и оставил триста баксов, а Дин и не стал экономить. Внутри колет тоненькой иглой – неужели как-то… Нет, он не мог бы узнать.
- Все, мелкий! – Дин плюхается на диван, поставив на стол печеный картофель. – Салата нет, уж извините, – театрально разводит руками.
– Да ладно, Дин. Ты и так старался.
Как приятно видеть это выражение на его лице! Похвалили, заметили. Дин всегда так по-детски этому радуется...
- Тогда, Сэмми, с Рождеством! – теплый стакан ложится в руку, согревая, а напиток обжигает язык и горло, стекая вниз.
- Ммм, вкусно…
– Жжет, да? Кажется, много алкоголя ливанул, – Дин ухмыляется, салютуя своим стаканом. – Не ссы, братишка, пей, я отцу не сдам. И ты меня не закладывай.
Сэму смешно и тепло внутри.
– Не заложу, если дашь еще, – наугад, посмотреть хитро. Что скажет-то?
- Засранец мелкий! Решил напиться и упасть под елку, да? – Дин смеется, и Сэму хочется смеяться с ним. И да, хочется напиться. Чтобы забыть все, что он придумал. Чтобы только Дин и елка. Ну и индейка тоже, вкусная вышла...
Наверное, завалиться вдвоем на скрипучую кровать после двух стаканов грога было плохой идеей. Потому что по телеку идет «Один дома», Дин смеется, и у него самый мелодичный смех на свете. Он самый теплый, самый пахучий, самый... Сэм смотрит не на экран, а на профиль брата в полумраке. Это неправильно, но внутри тепло и спокойно. Внутри больше не страшно. Неважно. Просто очень нужно сейчас его поцеловать. Потому что у него такие губы… Они пахнут грогом, пахнут корицей и…
- Дин…
- А? - он чуть поворачивает голову, залитый холодным светом телевизора, отчего кажется совсем неземным.
- Я тебе подарок купил. Настоящий.
Почему-то воздуха так мало?
Дин немного мрачнеет, виновато кусая губу.
- А я… Как-то.. Ну…
- Ничего, ты и так много сделал, – почему-то шепотом.
- Прости, – так же, шепотом, отвечает Дин, и у него такие темные глаза - кажется, в них можно утонуть.
И тогда Сэм не выдерживает. Наверное, это все алкоголь, или же крыша окончательно съехала, но губы Дина так близко, что невозможно не коснуться их своими. И как только он это делает, мир рушится ко всем чертям. Потому что… Потому… Дин… Отвечает! Не вырывается с дикими воплями оскорбленной невинности, не кроет матом, не лупит в бубен. Нет, господи пресвятой боже! Он раскрывает эти мягкие, сладкие губы, с тихим вздохом, будто всегда этого хотел, он вдруг прижимает так крепко, зарываясь в волосы пальцами, перехватывает инициативу и жадно целует. Наверное, это пьяный бред. Ты бредишь, Сэм, это… Это не по-настоящему, господи, Дин. Еще, еще... Кажется, он говорит это вслух, потому что самые-офигенные-губы-в-мире перемещаются на шею, и становится так жарко и тесно, что, кажется, сейчас выпрыгнет сердце.
- Дин, Дин, Дин, – вырывается на разные лады, предохранители сгорают окончательно, и Сэм забирается под рубашку брата, с тихим всхлипом-стоном, закидывая ногу на бедро. – Пожалуйста, Дин…
- Я не… Я не знаю, Сэмми, – Дин немного растерян, он тяжело дышит, подняв голову, но не отталкивает, водит рассеянно по бедру.
- Я хочу, Дин. Давно, – Сэм чувствует, как лицо заливается краской от этого корявого недопризнания. Но сказать «люблю» страшно. Так чертовски страшно.
- Господи, мы оба тронулись… - тихо стонет Дин, расстегивая пуговицу за пуговицей, торопливо, словно они не успеют. Словно нужно сейчас или никогда. Сэм не может больше ждать, джинсы уходят куда-то под елку, а на Дине так много одежды, это преступление, нужно ее снять, снять, убрать нафиг...
- Пожалуйста, Дин, – задыхаясь и выгибаясь навстречу сильным рукам, Сэм шепчет на ухо, касаясь его губами, и чувствует, как Дин весь вздрагивает, и наваливается всей тяжестью. Чувствовать его желание так… Странно? Нет, так приятно. Вот так, обхватить ногами за талию, чтобы совсем близко. Вжаться до изнеможения, притереться таким же твердым, изнывающим, пульсирующим членом к члену брата. Брата… Может, нужно чувствовать себя грязным и грешным? Но Сэм не чувствует. Все, что он испытывает – желание, сжигающее изнутри собственное и опаляющее снаружи – Дина. Он вскидывает бедра и трется, трется пошло, как последний извращенец, но ему так хорошо! Дин вибрирует всем телом, его ощутимо трясет, он тычется горячими губами в шею, ключицы, засасывает кожу и хочется кричать. Сэму очень хочется громко стонать и кричать, теперь он понимает, почему в Диновой порнухе так делают. Только там фальшиво, а здесь и сейчас – настоящее. Горячее, страстное. Их, только их.
Сэму надо больше. Надо по-настоящему. Но терпеть больше не получается.
- Сделай… сделай что-нибудь, Дин, – так отчаянно, хрипло. Ну же, Дин!
Когда же горячая ладонь обхватывает оба члена, Сэм глохнет, слепнет, и надолго его не хватает.
- Хэй, – хрипло говорит Дин и улыбается немного смущенно, поглаживая по щеке.
- Хэй, – отвечает Сэм так же смущенно, мягко проводя по его груди, и краснеет до корней волос, заметив капельку спермы.
- Ну мы и… - Дин смущается, он не любит говорить о… таком. Сэм знает, потому просто свешивается с кровати, порывшись в сумке, достает нож и протягивает ему.
- Вот.
- А разве до этого был не подарок?
Нож падает на пол с громким стуком, когда несчастная кровать скрипит под двумя телами.
URL записиОт
Название: В Рождественскую ночь можно все
Размер: ~1400 слов
Рейтинг: NC-17
Жанр: POV Сэм, микрокапелька ангста, романс, достэнфордский винцест
Персонажи: Дин/Сэм
Саммари: Сэм уже решил весной поступать в колледж. Но накануне Рождества радостный Дин, который, несмотря ни на что, любит этот праздник, заставляет его ненадолго забыть о намерении стать «нормальным». Ведь в Рождественскую ночь можно все, не так ли?
Примечание: читать дальшеДорогой заказчик, Вы просили достэнфордский винцест и обстоятельный первый раз. Мне Ваша заявка пришлась очень к сердцу, но вот первый раз вышел не настолько расписанным, возможно. Надеюсь, читая текст, Вы поймете и простите) Мои мальчики не могли по-иному С Новым Годом и Рождеством!
читать дальшеПриближается Рождество, и у Сэма тянет внутри. Скручивает все в тугой болезненный узел, потому что он больше не может. Он знает, что весной пойдет сдавать экзамен в колледж. Он знает, что это разрушит все и навсегда. Знает. Он давно решил для себя, давно нашел тысячу и одну причину «почему» и «зачем». Но дурацкий Вермонт с дурацким снегом, кленовым сиропом и улыбающимся Дином все рушат.
Дин любит Рождество. Несмотря на то, что почти каждый год они празднуют его не с отцом, и ему приходится выдумывать глупые отговорки. Сэм хмыкает, вспоминая ту самую украденную Барби, корявые упаковки и честные-честные глаза брата, пытающегося доказать, что «папа приезжал». Тогда он еще верил, потом злился, но не мог накричать на Дина, потому что тот так старался, так светился, что хотелось просто забыть на минутку обо всем и праздновать непонятно зачем и непонятно кем выдуманный праздник. В Иисуса Сэм больше не верит.
Вот и сейчас Дин суетится, выбирая продукты, а Сэм плетется за ним с корзиной, наблюдая и думая. Когда он понял, что брат такой красивый? Давно. Когда захотел поцеловать его? Давно. Почему? Вестимо – потому что он больной на голову фрик.
Но завтра ведь Рождество. Отец уехал, и дышится свободно. Только они вдвоем, еда и никакой охоты. Можно позволить себе маленькую слабость – любоваться Дином. Тот смешно перебирает своими кривоватыми ногами, ища необходимые продукты, известные только ему. Лицо такое сосредоточенное, будто сейчас решается как минимум вопрос жизни и смерти, даже веснушки ярче проступили - это бред, но Сэму так кажется. И ему хочется коснуться губами этой складочки между бровей, чтобы брат перестал хмуриться, чтобы не было потом морщины, нельзя портить такой красивый лоб.
Это ведь глупо, правда, глупо в шестнадцать влюбиться в брата?
Дин замечает и закатывает глаза:
- Хватит пялиться, лучше помоги найти корицу. Сегодня я буду спаивать тебя яичным грогом.
- С чего это вдруг? – губы сами растягиваются в дурацкую улыбку, но сдержаться невозможно.
- С того, что это Рождество, Сэмми! – Сэм получает щелчок по носу и взлохмаченую шевелюру, и Дин движется дальше, засранец, за что получает корзиной в пятую точку, чуть не садится в нее, хохоча и матерясь, а Сэм успевает ретироваться в соседний ряд. Это же Рождество!
Дин готовит, а Сэм пытается помогать. Сколько он себя помнит, Дин всегда готовил для него. Ну, за вычетом тех моментов, когда времени оставалось только на ближайшую кафешку. И вот сейчас брат раскраснелся от плиты, волосы торчком, а глаза блестят.
Вчера он заставил Сэма тащить здоровенную елку на гору в этот их арендованный охотничий домик, больше похожий на сарай. Украшать было почти нечем, потому Сэм распотрошил свою тетрадь, наделал снежинок и просто надел их на ветки. Смотрится даже красиво. Рождественский подарок пришлось прятать всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Когда у тебя нет ничего личного, кроме трусов, то это становится проблемой. Но Сэму удалось, чем он сейчас очень гордится. В его сумке, на самом дне, обернутый бумагой и рубашкой, лежит охотничий нож. Не простой, выкованный из железа - специально против призраков. Представляя, как брат обрадуется, Сэм не пожалел двухсот долларов, которые заработал летом.
- Шевелись, Саманта, у меня уже почти все готово, остался грог. Давай уже лимон! – голос брата вырывает из раздумий, возвращая на пропахшую рождественскими ароматами землю. – Что-то ты сегодня совсем потерянный.
- На, на только не ори, – сегодня Сэму хочется сделать все правильно. Чтобы Дин был вот таким, как сейчас, подольше.
- Вот та-ак, – Дин с благоговейным видом помешивает белесо-желтую жижу в кастрюле. – Стаканы.
Сэм подаёт стаканы и вынимает из духовки индейку. Отец расщедрился и оставил триста баксов, а Дин и не стал экономить. Внутри колет тоненькой иглой – неужели как-то… Нет, он не мог бы узнать.
- Все, мелкий! – Дин плюхается на диван, поставив на стол печеный картофель. – Салата нет, уж извините, – театрально разводит руками.
– Да ладно, Дин. Ты и так старался.
Как приятно видеть это выражение на его лице! Похвалили, заметили. Дин всегда так по-детски этому радуется...
- Тогда, Сэмми, с Рождеством! – теплый стакан ложится в руку, согревая, а напиток обжигает язык и горло, стекая вниз.
- Ммм, вкусно…
– Жжет, да? Кажется, много алкоголя ливанул, – Дин ухмыляется, салютуя своим стаканом. – Не ссы, братишка, пей, я отцу не сдам. И ты меня не закладывай.
Сэму смешно и тепло внутри.
– Не заложу, если дашь еще, – наугад, посмотреть хитро. Что скажет-то?
- Засранец мелкий! Решил напиться и упасть под елку, да? – Дин смеется, и Сэму хочется смеяться с ним. И да, хочется напиться. Чтобы забыть все, что он придумал. Чтобы только Дин и елка. Ну и индейка тоже, вкусная вышла...
Наверное, завалиться вдвоем на скрипучую кровать после двух стаканов грога было плохой идеей. Потому что по телеку идет «Один дома», Дин смеется, и у него самый мелодичный смех на свете. Он самый теплый, самый пахучий, самый... Сэм смотрит не на экран, а на профиль брата в полумраке. Это неправильно, но внутри тепло и спокойно. Внутри больше не страшно. Неважно. Просто очень нужно сейчас его поцеловать. Потому что у него такие губы… Они пахнут грогом, пахнут корицей и…
- Дин…
- А? - он чуть поворачивает голову, залитый холодным светом телевизора, отчего кажется совсем неземным.
- Я тебе подарок купил. Настоящий.
Почему-то воздуха так мало?
Дин немного мрачнеет, виновато кусая губу.
- А я… Как-то.. Ну…
- Ничего, ты и так много сделал, – почему-то шепотом.
- Прости, – так же, шепотом, отвечает Дин, и у него такие темные глаза - кажется, в них можно утонуть.
И тогда Сэм не выдерживает. Наверное, это все алкоголь, или же крыша окончательно съехала, но губы Дина так близко, что невозможно не коснуться их своими. И как только он это делает, мир рушится ко всем чертям. Потому что… Потому… Дин… Отвечает! Не вырывается с дикими воплями оскорбленной невинности, не кроет матом, не лупит в бубен. Нет, господи пресвятой боже! Он раскрывает эти мягкие, сладкие губы, с тихим вздохом, будто всегда этого хотел, он вдруг прижимает так крепко, зарываясь в волосы пальцами, перехватывает инициативу и жадно целует. Наверное, это пьяный бред. Ты бредишь, Сэм, это… Это не по-настоящему, господи, Дин. Еще, еще... Кажется, он говорит это вслух, потому что самые-офигенные-губы-в-мире перемещаются на шею, и становится так жарко и тесно, что, кажется, сейчас выпрыгнет сердце.
- Дин, Дин, Дин, – вырывается на разные лады, предохранители сгорают окончательно, и Сэм забирается под рубашку брата, с тихим всхлипом-стоном, закидывая ногу на бедро. – Пожалуйста, Дин…
- Я не… Я не знаю, Сэмми, – Дин немного растерян, он тяжело дышит, подняв голову, но не отталкивает, водит рассеянно по бедру.
- Я хочу, Дин. Давно, – Сэм чувствует, как лицо заливается краской от этого корявого недопризнания. Но сказать «люблю» страшно. Так чертовски страшно.
- Господи, мы оба тронулись… - тихо стонет Дин, расстегивая пуговицу за пуговицей, торопливо, словно они не успеют. Словно нужно сейчас или никогда. Сэм не может больше ждать, джинсы уходят куда-то под елку, а на Дине так много одежды, это преступление, нужно ее снять, снять, убрать нафиг...
- Пожалуйста, Дин, – задыхаясь и выгибаясь навстречу сильным рукам, Сэм шепчет на ухо, касаясь его губами, и чувствует, как Дин весь вздрагивает, и наваливается всей тяжестью. Чувствовать его желание так… Странно? Нет, так приятно. Вот так, обхватить ногами за талию, чтобы совсем близко. Вжаться до изнеможения, притереться таким же твердым, изнывающим, пульсирующим членом к члену брата. Брата… Может, нужно чувствовать себя грязным и грешным? Но Сэм не чувствует. Все, что он испытывает – желание, сжигающее изнутри собственное и опаляющее снаружи – Дина. Он вскидывает бедра и трется, трется пошло, как последний извращенец, но ему так хорошо! Дин вибрирует всем телом, его ощутимо трясет, он тычется горячими губами в шею, ключицы, засасывает кожу и хочется кричать. Сэму очень хочется громко стонать и кричать, теперь он понимает, почему в Диновой порнухе так делают. Только там фальшиво, а здесь и сейчас – настоящее. Горячее, страстное. Их, только их.
Сэму надо больше. Надо по-настоящему. Но терпеть больше не получается.
- Сделай… сделай что-нибудь, Дин, – так отчаянно, хрипло. Ну же, Дин!
Когда же горячая ладонь обхватывает оба члена, Сэм глохнет, слепнет, и надолго его не хватает.
- Хэй, – хрипло говорит Дин и улыбается немного смущенно, поглаживая по щеке.
- Хэй, – отвечает Сэм так же смущенно, мягко проводя по его груди, и краснеет до корней волос, заметив капельку спермы.
- Ну мы и… - Дин смущается, он не любит говорить о… таком. Сэм знает, потому просто свешивается с кровати, порывшись в сумке, достает нож и протягивает ему.
- Вот.
- А разве до этого был не подарок?
Нож падает на пол с громким стуком, когда несчастная кровать скрипит под двумя телами.